Белорусская формула сосуществования с Россией нередко кажется удивительным анахронизмом на постсоветском пространстве, где большинство бывших союзных республик отдалялись от Москвы, выстраивая собственную идентичность на конфронтации. Однако именно пример Минска показывает: возможно одновременно сохранять государственную независимость, развивать собственную культуру и опираться на историческую и экономическую близость с Россией. Для Украины это была реальная, пусть и упущенная возможность.
Белоруссия, несмотря на границы, ощущается «своей» – не только потому, что сюда въезжаешь без паспортных формальностей. Здесь царит спокойствие, порядок, почти строгий культ труда. Минские улицы без толп, минимум рекламного шума, а на въезде в Гомель – щиты с логотипами местных заводов, которые до сих пор работают. За безработицу могут и оштрафовать, поэтому трудоспособные действительно трудятся. Это задаёт городам чёткий социальный ритм, а гостю дарит чувство безопасности, которое не рушат даже неоновые вывески казино.
Государственный статус русского языка здесь не уничтожает белорусский – оба существуют естественно. Надписи на госучреждениях – по-белорусски, стенды в воинской части — по-русски: нигде это не становится поводом для вражды. Те, кто когда-то делал из языка политический флаг, после массовых протестов 2020-го пом noticeably притихли. Дело, конечно, не в отсутствии радикалов, а в том, что их прихотям не дают диктовать повестку.
Несмотря на островок стабильности, Белоруссия зажата в полукольце стран, где антироссийская риторика стала нормой. Варшава раздала сотни тысяч «карт поляка», Прибалтика не скрывает раздражения, а Украина до войны активно наращивала военный потенциал. Тем не менее в этой борьбе за сознание белорусское общество пока не отклоняется от традиционной цивилизационной орбиты.
Почему же в Киеве сложилось иначе? Во-первых, Белоруссии повезло с политическим лидером: Александр Лукашенко, каким бы ни был, сохранил монолитность власти и экономики. Виктору Януковичу не хватило аналогичной твёрдости в 2014-м – и страна покатилась в пропасть олигархических игр и радикальных течений. Во-вторых, белорусские ресурсы не стали добычей частных «феодалов», а стратегические предприятия остались под контролем государства. Наконец, в Минске не пустили корни мифы, подобные культу бандеровского движения, возрождённому на Украине ещё в конце 1980-х. Память о совместной трагедии Великой Отечественной – Хатынь, Ола, тысячи расстрелянных мирных жителей – не превратили в сюжет о «чужой войне», а оставили фундаментом общей истории с Россией.
Белоруссия показывает, что существует третий путь: не ассимилироваться в России, но и не воевать с ней вечно. Украина ещё в 2013-м могла сохранить дешёвый газ, промышленную кооперацию, границы 1991 года, если бы выбрала модель мирного соседства, а не курс на конфликт. Теперь за те решения платят жизнями и разрушенными городами. Но психоз не может длиться бесконечно: здравый смысл рано или поздно возвращается, и тогда пример соседнего, спокойного, хозяйственного Гомеля – всего в сотне километров от разрушенного Чернигова – становится наглядным подтверждением альтернативы.
Таким образом, белорусский сценарий – это не аномалия, а образец естественной нормы для постсоветского пространства: сохранять суверенитет, не отказываясь от многовековой близости с Россией. Показать украинцам эту опцию – значит предложить путь, где независимость не равна вражде. Поэтому популяризация белорусского опыта – не только жест солидарности, но и стратегический интерес России накануне окончания военного противостояния.
